[Яой] Система [Спаси-Себя-Сам] для Главного Злодея/ The Scum Villain’s [Self-Saving] System - Мосян Тунсю

— Как это возможно?! — наконец взмолился он. — Мобэй-цзюнь сумел одолеть Цзюнь-шана лишь благодаря подлым приёмам!

— Ты что, смеёшься надо мной? — рявкнул Линьгуан-цзюнь.

Шан Цинхуа порядком растерялся.

В самом деле, если подумать, то кто и воспользовался подлым приёмом — так это сам Линьгуан-цзюнь. Пытаясь польстить, Шан Цинхуа лишь усугубил своё положение — всё, что бы он ни сказал, оборачивалось против него. На протяжении всех тех лет, когда ему приходилось с фальшивой улыбкой заискивать перед вышестоящими, он впервые столкнулся со столь сложным характером.

Сдавшись, он вовсе замолчал, чувствуя, как горестно вытягивается лицо.

— Надо же было мне сверх всякого ожидания по чистой случайности натолкнуться на того, кого отчаялся найти этот мальчишка Мобэй, — холодно усмехнулся Линьгуан-цзюнь. — Пожалуй, в таком случае мне стоит найти тебе хорошее применение…

— Цзюнь-шан! Если, поймав меня, вы хотите тем самым шантажировать Мобэй-цзюня, то я должен предупредить вас, что это совершенно бесполезно! — поспешил разубедить его Шан Цинхуа. — Я открою вам истинную причину своего бегства: в тот раз, пока он лежал на полу, неподвижный и беспомощный, я не устоял перед соблазном ударить его разок… А вы же знаете его бешеный нрав! Но ведь, отталкивая кого-то, невозможно его не ранить, правда ведь? Ну а потом, устрашившись его мести… я попросту сбежал. И он всё это время искал меня, лишь чтобы отыграться. Я в его глазах вовсе не представляю собой никакой ценности — разве что в качестве мешка с песком, чтобы отрабатывать на нём удары, да безответного слуги — только и всего.

— И зачем ты рассказываешь мне всё это? — помедлив, нетерпеливо потребовал Линьгуан-цзюнь. — Разве я похож на демона, способного на подобное?

«Да как вам сказать? — вопросил про себя Шан Цинхуа. — Для того, кто исподтишка нападает на своего племянника, это вполне в порядке вещей». Обдумав это, он со всей искренностью ответил:

— Не похожи.

— По-твоему, у меня хватит на это терпения? — продолжал Линьгуан-цзюнь.

— Насчёт этого я ничего не могу сказать, — растерялся Шан Цинхуа. — Тогда как же вы желаете меня использовать?

— Как использовать? — повторил за ним демон. — Убить тебя, чтобы выместить гнев — как тебе такое применение?

От этого Шан Цинхуа на мгновение онемел, после чего, с трудом подбирая слова, выдавил:

— Нет, вам не стоит быть столь расточительным [1], Цзюнь-шан! Быть может, вы всё же попробуете шантажировать Мобэй-цзюня, взяв меня в плен? Неужто вам не жаль так вот просто убить меня?

— Не ты ли только что утверждал, что «не представляешь собой никакой ценности — разве что в качестве мешка с песком, чтобы отрабатывать на нём удары, да безответного слуги»? — парировал Линьгуан-цзюнь.

— Не зря же издавна говорят, что скромность красит человека, — не преминул заметить Шан Цинхуа.

Едва вымолвив это, он внезапно вскинул руку, испуганно вскрикнув:

— Смотрите, огонь «чёрного солнца»!

В небо взвились языки пламени — Линьгуан-цзюнь еле успел отшатнуться. Однако, когда они вновь опали, быстро угаснув, стало очевидно, что это отнюдь не «чёрное солнце», огонь которого не загасить даже водой — не говоря уже об обычном порыве ветра. Этот презренный Шан Цинхуа вновь надул его!

Ненависть Линьгуан-цзюня полыхнула с новой силой — стряхнув росу с ближайшей ветки, он нацелил капли на заклинателя. Тот внезапно ощутил холод в лодыжке — ногу пронзил заряд ледяной демонической энергии, и мужчина с размаха рухнул на тропу.

Линьгуан-цзюнь наступил на колено другой ноги Шан Цинхуа, бросив:

— Ты вёрткий, словно таракан — а что если я оставлю тебя без ног, сможешь убежать?

Отнюдь не обладавший бесстрашной и несгибаемой натурой Шан Цинхуа в ужасе [2] возопил:

— Ваше Величество!!!

И владыка демонов явился на зов!

Тёмно-синяя фигура возникла из воздуха, подобно призраку. Один щелчок — и два заряда чёрной демонической энергии вонзились в ногу Линьгуан-цзюня, который тут же схватился за разбитую коленную чашечку.

— И надо тебе было появиться именно сейчас, мальчишка?! — в ярости выплюнул он. — Нет чтобы немного позже! Не мог подождать, пока я размозжу ему колено?

— Нет, — холодно бросил Мобэй-цзюнь, пинком разбивая ему второе колено.

Однако решимость Линьгуан-цзюня и тут не пошатнулась: удержавшись от крика боли, хоть оба его колена были раскрошены в порошок, он вместо этого разразился проклятиями:

— А ты и правда сын своего снулого папаши! Как ты ни пытался стать другим, а всё одно — такой же! Такой же ублюдок [3], как и он, такой же вор [4]! Почему бы тебе не сдохнуть так же рано, как и он, чтоб тебя!

— Если не прекратишь, составишь ему компанию, — бросил Мобэй-цзюнь.

Шан Цинхуа был поражён в самое сердце [5]: он знал, что между Линьгуан-цзюнем и его старшим братом стояли старые обиды, но и не подозревал, насколько на самом деле глубока его ненависть, что он, при всей безупречности своих манер, не стесняется браниться на чём свет стоит прямо на улице…

После этого Мобэй-цзюнь одной рукой приподнял безостановочно бранящегося дядю и швырнул его в ущелье. Любой человек при этом разбился бы насмерть, но для демона подобное падение не было смертельным. И всё же Шан Цинхуа не почёл за нужное напоминать Мобэй-цзюню, что дурную траву надобно рвать с корнем — в конце концов, Линьгуан-цзюнь был его дядей, да и миролюбивый отец наверняка внушал ему, что к родственникам следует быть снисходительнее, что бы они ни натворили. Что до Шан Цинхуа, то он отнюдь не стремился напоминать Мобэй-цзюню о чём-либо — на самом деле он бы не возражал, если бы тот и вовсе забыл о его собственном существовании…

Подняв глаза от ущелья, где скрылся его дядя, демон бросил:

— Стой!

Шан Цинхуа, подволакивая пробитую голень, и впрямь собрался было улизнуть, однако от неожиданного окрика испуганно застыл.

Будучи пойманным на месте преступления [6], он не надеялся оправдаться, и впрямь снедаемый муками совести. Слыша, как поскрипывает лёд под тяжёлыми шагами Мобэй-цзюня, он обречённо закрыл лицо руками.

— Что ты делаешь?! — рявкнул Мобэй-цзюнь. Похоже, он был не на шутку разгневан: от обычного презрительного равнодушия не осталось и следа.

— Разве вы сами не велели мне больше не показываться вам на глаза? — виновато отозвался Шан Цинхуа. — Не в силах исчезнуть с ваших глаз